Дева-Обида с Востока восстала.
Людно живётся, а радости мало.
Воля обманна, просторы скучны.
Нет ей свободы и вечной весны.

Встала от Балтики Дева-Обида.
Скудная доля, худая планида.
Тесен, как ворот, державный завет.
Хочет на волю – на  весь белый свет.

Дева-Обида от севера вышла.
Невмоготу государево дышло.
Малые дети спознали беду
в том нефтяном да алмазном аду.

Девы-Обиды горячего юга
ярые взоры вперяют друг в друга
и за губительный этот разлад
ту же державную руку бранят.

Встала от Запада Дева-Обида.
На москаля не глядела б – сусида!
Карие очи морозит ей гнев.
Шепчет в пылу самостийный напев.

Тут и транзитная Дева с вокзала –
«Люди, обида! Обида!» – вскричала.
Жить ей обрыдло в голодном краю,
гордость безмерную теша свою.

Что же безмолвствуешь, Дева-Москова?
Знать, поделом тебе гневное слово.
Знать, согласилась: во всём неправа.
И от стыдобы в жару голова.

Посредь туманного русского поля
Ходит согбенная Дева-Недоля:
«Что вы, сестрицы, о чём ваша речь?
Может, в могилу мне заживо лечь?

Я ли добро на пиру хоронила?
Я, что ли, кровь за своих не пролила?
Вам ли неведом начаток обид?
Девка-блудница в хоромах сидит.

Чрево златое, гадючьи  повадки.
Пена висит на губах святотатки.
По столу бьёт чешуистым хвостом,
тешит свой срам пятипалым перстом.

Девы, беда, борониться нет силы.
Ох, и не в пору вы злы да спесивы.
Мне – сокрушенье, и вам – не житьё.
Скоро припомните слово  моё.

Как наварю заповедной пшеницы,
как зачерпну серебра из криницы,
как запою на прощальном пиру, –
в дверь не царапайтесь, не отопру.

Кышьте, нахлебницы! Вольному – ветер!
Гордому – выбор на юг и на север,
дерзким – восток, быстроногим – закат.
В соль обратится, – кто глянет назад.

Слава – проворным, осанна – сметливым,
шустрым – успех и  утеха – блудливым…
Горе – задумавшим вспять повернуть.
Поздно! Нехоженый путь.

1992 г.