1. Глаза боятся, а руки делают

    «Откуда взять такие деньги? Да и строить никто сейчас так не умеет… При наших темпах строительство растянется ми­нимум лет  на  пятьдесят…    А кирпич,  а раствор? У нас  нету теперь  ни такого кирпича,    ни такого раствора…    И еще: тысячи церквей    разорены,    вот-вот развалятся, а вы что затеваете?..»

    Кто из нас не слышал (или сам не при­водил) подобных доводов против идеи вос­становления Храма Христа Спасителя? И все же при всей их видимой трезвости и рассудительности доводы эти диктуют нам когда робость, когда лень, когда от­чаяние, что, как известно, хуже самой смерти, а когда и лукавство.

    Начать с того, что на Руси еще ничего путного не воздвигалось от великой сы­тости и от избыточной деньги. Деньга, по­нятно, штука подлая. Так и сяк вертит она человеком, пока он перед ней рабо­лепствует. Он за ней – она от него. Но лишь он научится ее презирать, деньга начинает заискивать, лезет к нему кумиться. Эту подлую, лебезящую мистику  деньги  хорошо раскусила русская сказ­ка; богатство достается не тому, кто его алчет со скрежетом зубовным, а тому, кто его в грош не ставит.

    Ждать, покуда появятся для нужного де­ла «такие деньги», можно еще тысячу лет, а они все равно не появятся.    Триллионы проедятся и рассеются  по ветру,    улетят со свистом в сторону Плутона и    Мерку­рия.  Надо строить по благодати, а не по финансовому   закону    и    расчету.    Тогда притечет в свой черед и деньга, никуда не денется.

    Насчет неумения строить.  Конечно, если делать это, извиняюсь, «по-советски», то есть долго-строить, тяп-ляп-строить, то лучше и не приниматься. Стро­ить надо быстро, ловко, прочно, взрывонеподдаваемо. как умели и во времена киевской Софии, и во времена Ивана Великого, и во времена Исаакия (тоже ведь на фоне наших темпов быстро-строй).

    На  отсутствии у  нас нужного  по качеству    кирпича и раствора                не хотелось бы и останавливать­ся. Затем, что довод сей очень уж ленив.  Подай,  мол,  то,  не знаю чего…   Нужда  научит  работать  с качественным  материалом,  а  не с кирпи­чом,   который   превращается   в   пыль,   еще, так  сказать,  «не выехамши» с завода-по­ставщика.

    Не много ли шучу? На это так отвечу: строительство – дело веселое, радостное. Душевное веселье, радость сердечная ви­дятся мне во всем добром, что у нас наземле построено было заметного и заме­чательного, будь то архангельский пяти­стенок или Василий Блаженный. Кстати, когда смотришь на кадры кинохроники, запечатлевшей Храм Христа Спасителя накануне взрыва, становится ясно, что это светлое ликование стен и куполов также не могло быть сотворено людьми, кото­рые не умеют радоваться и веселиться в духе. Когда же людям бывает скучно и неинтересно строить, то и появляются  в Москве мрачный саркофаг «Националя» или клыкастый зевок Нового Арбата.

    Но все же как обойти невеселый – не, в бровь, а в глаз – довод о тысячах церк­вей, сиротствующих по лону русской земли? Ведь нужна поистине целая армия реставраторов-строителей и громадные суммы денег, если мы не хотим потерять все это в течение одного-двух десятиле­тий. Вправе ли мы строить заново Храм Христа Спасителя, жертвуя при этом тысячами еще существующих церковных и монастырских зданий? Оправдает ли нас подобное «спасение» перед потомками, которые вырастут на сельских пустырях, у заросших лебедой руин? Не пустим ли всему миру политическую пыль в глаза, украсив Москву грандиозным новоделом, в чьей громадной тени под шумок уйдут в небытие церковные силуэты целой стра­ны?

    Да, такая опасность вовсе не шуточна. И все же довод, на ней основанный, не бесспорен. Ведь эти тысячи беспризор­ных, полуразрушенных церквей не будут разрушаться медленней оттого, что народ не начнет восстанавливать Храм Христа Спасителя. Пока люди живут и действу­ют, что называется, без царя в голове, они будут метаться от церкви к церкви, подпирать то там, то здесь стены, латать крыши, лезть в долги и в итоге – нигде и ни в чем не успевать. Это, похоже, то же самое, что укреплять забор свежим шта­кетником, забыв заменить вначале под­гнившие угловые столбы – авось и без опор, на одних штакетинах удержится.

    В деле невиданной по масштабам вос­становительной работы необходима стерж­невая идея-символ, центральная мысль. Этой стержневой идеей-символом в на­шем случае может быть только задача спасения всего Русского Неба, всего церковного горизонта России, над кото­рым вырастут вновь пять куполов Мо­сковского Христова Дома. Спасать и вос­станавливать нужно не то или другое на выбор, а то и другое вместе, осознав всю полноту и неотвратимость задачи, не упуская из виду ни подробности, ни глав­ное, стержневое.

    Не утопична ли такая задача?

    Вопрос тоже уместный: нам ли не знать, какими уродливыми последствиями разрешались геополитические и геохозяй­ственные мечтания, заквашенные на со­циальной маниловщине? Не витает ли ро­зовое облако маниловщины и над пресло­вутым бассейном у Кропоткинских ворот?

    У нас ведь сотни тысяч людей не защи­щены пока от последствий Чернобыля. V нас погибают на глазах великие реки. У нас химией заражены целые области, даже республики. У нас переполнены детские приюты и интернаты  для умственно от­сталых детей. Миллионы людей у нас жи­вут в убогой тесноте, в режиме вынуж­денного вегетарианства. У нас громадные долги. У нас целые своры подпольных хищников, которые скорей дадут миллион на публичный дом, чем рубль на храм. У нас нищая церковь-побирушка, живущая на старушкину лепту. И замусорен­ные по уши города при самодо­вольных градоначальниках – тоже у нас. И воровство с ложью – тоже наше роди­мое добро, и его хоть отбавляй – снизу, сверху и с любого боку. К тому же нам не доверяют, нас боятся, нас на любом шагу норовят объегорить любезный передовой Запад и улыбистый Восток. А иным, вишь ты, фана­там не терпится поскорей восстановить Храм на месте общественной купальни! Впрочем, ничего-то они не восстановят. А если даже соберут деньги, то их быст­ренько разворуют строители, они теперь на это великие мастера…

    Да, такое приходится слышать чуть не каждый день. Общество наше поневоле возлюбило свою боль. Его приучили вни­мать страхам. Кажется, если завтрашний день окажется невозмутимо солнечным и не запятнают его ни одно убийство, ни од­на катастрофа, ни один политический скандал, то многие просто возопят: «Это – дезинформация! Опять они от нас скрывают!.» Словом, общество как будто готовят к тому, чтобы заживо укладываться в гроб.

    Как достойнее вести себя под таким на­пором?

    Да просто отойти от скользкой тран­шеи, вырытой то ли для укладки громад­ных труб, то ли для нас с вами. Вспом­нить о том, что русские люди во все не­выносимые времена искали и находили утоление своих печалей в одном-единственном месте – в церковном доме. В труде молитвы. И просто в любом достой­ном человека труде, приносящем в мир хоть немного радости и устойчивости. Да только ли русские?..

    В начале нынешней осени оказался я в югославской столице. Солнечным утром вдвоем с моим приятелем, известным сербским историком Веселином Джуретичем, подошли к под­ножию Врачарского холма. Врачар – ме­сто в Белграде особое, отмеченное судь­бой. В XVII веке османами-завоевателя­ми были здесь сожжены мощи великого сына Сербии – святителя Саввы. А в кон­це прошлого столетия, по народному во­леизъявлению, решили соорудить на вер­шине холма новый дом Савве – гранди­озный храм-памятник, равного которому по размерам еще не было ни в стране, ни вообще на Балканах. Строительство поневоле растягивалось на десятилетия. Осо­бенно помешала вторая мировая война. При гитлеровской оккупации на строй­площадке размещались гаражи. Под хо­зяйственные нужды использовалась она и в послевоенное время – вплоть до 1985 года.  Именно тогда правительство наконец вернуло холм церкви и разреши­ло возобновить строительные ра­боты. Их возглавил архитектор Бранко Пешич, имя которого се­годня знают и сербские дети.

    Может быть, глагол «возобно­вить» не самый здесь удачный.  На тот день каменная кладка стен поднималась на высоту все­го от 7 до12 метров. Бранко Пе­шич попросил благословения на свои труды у главы Сербской православной церкви патриарха  Германа.    12 мая 1985 года    «в стенах»    храма при    громадном стечении народа состоялась тор­жественная  литургия.    Патриарх же благословил и новый проект    – Пешич решил работать на совер­шенно иной, чем первоначальная, технической    основе: строить    с помощью бетонных конструкций. Такое ре­шение обеспечило прежде всего ошеломительный выигрыш во времени. Достаточно сказать,  что сегодня все стены уже  под­няты  на   проектную   высоту   и  колоссальный  по   размерам  центральный   сферичес­кий купол увенчал здание. А ведь храм не девять  метров  превышает «чудо света»– знаменитую константинопольскую Софию. В праздничные дни в стенах Святого Саввы одновременно сможет разместиться до 50 тысяч человек.

    Бранко Пешич любезно согласился про­вести нас внутрь здания. Впечатление от  вытесняющих друг друга массивности и воздушности, казалось, доведет меня до головокружения. Где-то на недосягаемой подкупольной высоте, будто спичка, вспы­хивал огонек электросварки.

    — В этом го­ду, объяснил Пешич, — закончим все основ­ные строительные работы. В следующем, 1990-м, будем облицовывать мрамором на­ружные и внутренние стены, водружать колокола и кресты на боковые купола (оглавный крест уже парит над Белградом). И еще два года займет последняя, четвер­тая фаза работ: обустройство всех много­численных интерьеров, в том числе созда­ние  иконостаса и мозаик.

    – Бранко, а достанет ли денег на все это? – спросил я,

    – Нам помогает вся Сербия. И сербы, живущие в рассеянии по всему свету. Нам хватит денег.

    А ведь Сербия, подумал я про себя, вряд ли богаче, чем Россия. И сербское зарубежье вряд ли богаче, чем русское.

    – Бранко, – попросил я. – У меня есть с собой свечка из русской церкви. Нельзя ли ее тут сейчас зажечь?

    Конечно. Я зажгу ее у святого Сав­вы.

    И он пошел к алтарю, к неглубокой ни­ше, в которой с самого начала работ сто­ит единственная пока на весь пустой храм икона.

    – Спасибо, дорогой Бранко, – сказал я, когда он вернулся. – Я привез вам номер «Литературной России» со статьей о нашем Храме Христа Спасителя. Речь идет о его восстановлении. И ваш пример, ваш опыт – дли нас большая поддержка. Так что, когда вы закончите здесь все работы, не удивляйтесь, если вам поступит пригла­шение из Москвы.

    По-моему, он не воспринял мои слова как комплимент или шутку.

    – Это очень хорошо, – сказал Бранко Пешич. – Бог в помощь в таком деле.

     

     

    «Литературная Россия». 24 ноября 1989 г. № 47 (1399)



  2. »

    Добавить комментарий

  • Юрий Михайлович Лощиц (р. 21 декабря 1938) — русский поэт, прозаик, публицист, литературовед, историк и биограф.

    Премии:

    • Имени В.С. Пикуля, А.С. Хомякова, Эдуарда Володина, «Александр Невский», «Боян»
    • Большая Литературная премия России, Бунинская премия.
    • Патриаршая литературная премия имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия (2013)

    Кавалер ордена святого благоверного князя Даниила Московского Русской православной церкви.