Утром в понедельник 9 августа разглядел на экранчике свого нового кнопочника, купленного мне совсем недавно, что звонит отец Сергий Разумцев. Не успел даже выйти из избы, где слышимость обычно никудышняя, на подворье. Отец Сергий, оказывается, сейчас не в Москве, а в Тамани, передает привет от Геннадия Майкова, который, слышу, стоит совсем рядом с ним. Но тут же сообщает, что Виктор Лихоносов, оказывается, лежит в краснодарской больнице, с подозрением на рак. И спрашивает, нет ли у меня телефона Саши Федорченко. Я говорю, что, в здешней записной книжке, точно, нет: уже давно не было у меня общения с Сашей… Но тут и связь оборвалась.
А часа через полтора прямо возле ноутбука, за которым сидел, расслышал из телефона голос Сергея Котькало. Вот она – прегорькая весть: наш Виктор Иванович этим самым утром и скончался – в больничной реанимации.
Прегорькая еще и оттого, что последними письмами с ним обменялись так давно, еще в марте. Он и тогда в больнице пребывал. «Как же так? – обескуражено соображал я, найдя ту последнюю весть от него. – И с самого марта ничего больше не знали друг о друге? Прости меня, Виктор Иванович, прости!»
Я читал в больнице ПСАЛТИРЬ, Ефрема Сирина.
… Написал 350 страниц лирических воспоминаний, но нет душевных сил поправить и завершить аккордом. Устал от самого себя. Одну главу «Сухое озеро» о Тамани вообще выбросил. Мотивы повторяются – как это бывает в жизни. А уж скоро 30 апреля и…85!
«Эпические времена» твои хороши. Потихоньку пью. Очень много помнишь о детстве. Я не такой. Все чаще стал удивляться, что я когда-то осмелился писать. И повезло мне очень.
Еще стал придираться к тому, что покупал лишние книги, читал много лишнего, особенно периодику, а надо бы ограничиться избранным.
А тут еще слепота. Из-за больницы операция на глазу отложена.
Сиди в лесу, берегись. Злодейская задумка с ковидом надолго.
Обнимаю. Твой В. Лихоносов 22 марта 2021 Краснодар
… Вечером всё же удалось дозвониться в Тамань отцу Сергию и сказать, что о случившемся уже знаю из Москвы – от Сергея Котькало. И вновь расслышал на миг грустный голос находившегося рядом Геннадия Майкова. Оба они сейчас хлопочут, чтобы Лихоносова, несмотря на короновирусный запрет, разрешили привезли в Тамань, на кладбище, где и его мама давно лежит. И как было тут не вспомнить вслух, что мы втроем – именно с отцом Сергием и Геннадием Майковым – однажды зимой, под самое Рождество Христово, ее могилу навещали.
Такой вот вышел понедельник.
… Волнами воспоминаний о Викторе Лихоносове полнятся для меня эти дни, когда его уже не стало с нами. Вот волна тоже недавняя, 2018-й год:
Был в Ясной Поляне дольше всех, приехал пораньше, чтобы помотаться по усадьбам. Поскольку страна не отмечает как следует ю б и л е и великих писателей, взялся за это… я. Посетил село ТУРГЕНЕВО (в 18 верстах от СПАССКОГО и в 12-ти от ПОКРОВСКОГО (имение М.Н. Толстой), которое тоже обогатил своим присутствием. Если бы не моя домашняя лазаретная драма, если бы молодые себя обеспечивали, я бы постоянно объезжал древнейшие углы, всякие родовые усадьбы, даже и не писал бы про свои вздохи, а только жил ими. КАЛИКИ ПЕРЕХОЖИЕ, славное забытое племя скитальцев.
Ездил я и за 150 с лишним верст в местечко БЕРЕЗИ (это под Козельском) в бывшую усадьбу князей ОБОЛЕНСКИХ, где бывал и Л. Н. Толстой, а до него В. Л. Пушкин. Снимки получились хорошие. Дворец, в котором до 1979 года помешался интернат для умственно-отсталых детей, разорен, крыши нет, внутри растут деревья. Такая же картина в точности в ФЕДЯШЕВЕ (имении М.А. Гартунг, дочери Пушкина.) Чуть лучше в усадьбе А.С. Хомякова. Вот чем я занимаюсь. Начал в 60-ые годы с Тамани, а продолжаю в русских усадьбах. Союз писателей должен бы не Приднестровье и Сербию спасать (бесполезно), а обрушиться всей программой на сбережение литературных святынь. Прозевали. Мечта моя пожить в усадьбе К.Н. Леонтьева хоть полмесяца. Там только липовая аллея да дачные домики, но все же… Это Кудиново Юхновского уезда. Я бывал там дважды, всего какое-то мгновение…
Вот и та волна, что могла бы стать самой ранней: Сибирь перед самым Рождеством 1946-го.
Да! Не забудь же на своих страницах сказать, что когда ты в Новосибирск въезжал под Рождество, на левом берегу в Кривощеково засыпал на улице Озёрной 10-летний Витя, будущий Лауреат Патриаршей литературной премии…
Но в Новосибирске мы с ним тогда разминулись, и теперь можно лишь пожалеть, что так ни разу потом и не спросил у него, где он в Новосибирске в школу ходил, и в какие именно годы. Хотя не знаю, много ли бы открыли нам эти неперекрестные воспоминания, для меня еще детские, а для него уже отроческие?
Сблизила же нас много-много лет позже общая приязнь-любовь к Юрию Селезневу. И знакомство состоялось уже в Краснодаре, на годовщину памяти Юры, когда встретились вечером на квартире у общего их друга Саши Федорченко, и Виктор в сумерках показывал нам всем с балконной лоджии то место внизу, на смутном уже ноябрьском берегу Кубани, где закончилась жизнь воспетого им в «Нашем маленьком Париже» генерала Корнилова. Не в те ли же самые дни оказались мы с ним и в Тамани, с посещением музея Лермонтова, когда нежданно ворвавшийся шквал с пролива, заставил всю команду приезжих спешно укрыться в темном, обесточенном помещении музейного зала? И не его ли быстрой распорядительности обязан я тем, что заночевал тогда не в здешней гостинице, с намерением назавтра лучше разглядеть станицу, а в гостеприимном доме Геннадия Майкова, главы городской администрации и большого друга Виктора? И не в тот ли самый заезд мы с Майковым на следующий вечер оказались в Пересыпи, в домике, где сам Лихоносов многие годы жил с матушкой своей и где написал не одну повесть, и где теперь принимал нас, снова в полутемной комнате, потому что захотелось и гостям, и хозяину вволю посумерничать. И за долгой тихой беседой потчевал красным домашним вином…
А потом в конце апреля 2006 года, когда в Краснодаре праздновалось его семидесятилетие, именно меня московские други-писатели, к вящей моей радости, отрядили на Кубань с приветственным словом к нему и подарками от Союза писателей России. На следующее утро после громкого, трогательного многолюдства в зале, кажется, краевой филармонии, он один пешком подошел к зданию гостиницы на Красной, и с несколькими друзьями мы почти тут же остановили такси и через каких-то четверть часа уже сидели в свежей и подвижной тени черешен на малой дачке его приятелей. И уже не могучим рокотам Кубанского хора внимали, как накануне, а сами негромко, но согласно пели и спивали, и шутки легкие шутковали во весь тот полный блаженства день – до неспешного, будто передумавшего источаться златого вечера.
И так оказался я пребогат радостью тех двух дней, что, едва вернувшись домой, на той же самой неделе отправил ему еще одну здравицу, но теперь уже оснащенную рифмами:
… Наутро после юбилея
тиха, пустынна, как аллея
в усадьбе, Красная была.
Какие в ранний час дела
у юбиляра?
Богу слава,
всё позади: гостей орава,
подарки, речи, адреса,
кубанцев Хор – страны краса…
А лести сладкая отрава?
А буйных тостов словеса?
И пожеланье сотни лет
уже к семидесяти лепят,
ну, и поклонниц милый лепет…
Наутро после юбилея
идём по Красной, как в бреду,
от рюмки коньяка хмелея.
Прекрасна улица-аллея:
Париж казачий, Бунин, юг,
Корнилов, Селезнёв…
И вдруг
ты предлагаешь:
«Едем к другу
на дачу, сходу – наутёк!
Такси!.. Там скромный уголок:
жасмин, две вишни, три черешни,
вина таманского глоток,
и никаких журнальных склок.
Чем незаметней, тем успешней –
вот жизни золотой урок.
… Ура! А ловко мы сбежали?
Жасмин, глядите-ка, процвёл…
Не ждали?»
«Что вы, ждали, ждали!»
В тени черешен – лёгкий стол.
«Нет, это счастье, в самом деле…
Вчера ж меня почти отпели».
«Типун тебе! Ты разве дед?
А ну-ка, братцы: Многа лет…»
«Прошу хохлацкую, девчатки…»
«Давай сибирскую! Глухой
неведомой тайгою… Ты же
всё сибиряк».
«Но, видишь, ближе
Кубань родная… вишни, хатки,
борща горшок да сам большой…»
«Друзья, за творческий простой
назавтра после юбилея!
Но, право, скучная затея –
пить за прозаика. Ну, нет!
Где тут прозаик? Се – поэт!
Все повести его – поэмы.
Сдавайся! Так считаем все мы.
За лирика в расцвете лет!..
Поэт во прозе народился…»
Блаженный, лучезарный свет
над нами длился, длился, длился
и в ясный вечер перетёк
назавтра после юбилея.
Я не забыл про свой должок:
позволь, тот день верну тебе я,
как всем нам золотой урок.
Казалось бы, не на этой ли легкой ноте и закончить малый сказ о нём, не обременяя светлый образ еще одной погребальной тенью?
Но он же сам и не велит точку ставить. То вдруг объявится в Вологде, на Рубцовской годовщине, то в Тимонихе – на Беловской, то в Кургане – на побывке у Виктора Потанина. А то и в Москву наведается. Или в Ясную поляну опять его зазовут – для полноты литературной композиции. Но и долго не писать – невмоготу. А для новых сюжетов пересыпским одиночеством уже не насытиться, всё больше приманивают никем не копаные казачьи архивы того же Краснодара. Так, с привлечением множества полузабытых исторических имен, затомившихся в забвении судеб стала определяться – в удивившей и самого автора объемности – книжища даже, а не книга. Даже и в названии – не тяжесть, но эпическая тяга земная: «Тут и поклонился». Но уж, как полагал, последняя книга, все его вехи его в свою толщу уместившая. Та, что удостоена была в следующем, 2017 году Патриаршей Кирилло-Мефодиевской награды.
Собирая задолго до того книгу воспоминаний о Юрии Селезневе, он не удержался, чтобы не высказать в своем прощании с так рано ушедшим другом укоризну, обращенную, впрочем, к каждому из живых. Не хочется даже цитировать, настолько по-человечески всеобщи и спасительны эти наши сетования и запоздалые советы: лучше бы ты никуда от нас далеко не уезжал, а пожил с нами, среди нас, отдышался, отдохнул, насытился тишиной, покоем, умиротворением. Глядишь, и миновала бы тебя нежданная беда-пагуба.
Но сам Виктор Иванович не очень-то в своей судьбе следовал тому давнему поминальному плачу. И потому книгу «Тут и поклонился» захотел еще одной продлить, о чем и говорит мне из больницы в конце нынешнего марта: Написал 350 страниц лирических воспоминаний, но нет душевных сил поправить и завершить…»
И кто же укорит его тем, что и теперь не давал себе отдышаться, отвлечься, пребыть хоть недолго в тишине, без всяких литературных забот?
17 августа 2021
