Отчетливейше помнить подробности того пасмурного, осеннего дня помогает мне запись разговора, записанного на обыкновенную 90-минутку кассетника. Впечатление таково, что сырой воздух, которым надышались гости за часы  тряского пути из Белграда до крошечного Пале, врывается в беседу напряжением их голосовых связок. Но нет, всё звучит отчётливо. Смыслы беседы ясны. Главное же: они, – несмотря на то, что миновало почти двадцать лет с той поры, – не нуждаются в подправках. В том числе, не нуждаются в оглядке на недавний срамной, откровенно недоумный приговор гаагского псевдо-суда.

Радован Караджич и генерал Ратко Младич

– Изменения, произошедшие в психологии нашего народа, огромны – говорил нам Радован Караджич хмурым полднем 21 октября 1996 года. – Эта часть сербства, что проживает в Боснии, удивительна в проявлениях своего характера. Эти люди больше иных исстрадались в течение пяти веков турецкого владычества. И у них чрезвычайная способность к терпению. Исключительный тип христианской выносливости, аскетизма, героического мученичества. Но при том, что в историю свою они вписали и немало восстаний. И когда Россия вела войны против Турции, тогда и сербы Боснии старались не отставать в своём порыве к освобождению. Последнее, самое успешное восстание, пришлось на 1875-1876 года. Тогда удалось освободить великие территории, тогда же вдохнувшие свободы и радости люди озвучили своё решение о присоединении к Сербии. Но вскоре собрался Берлинский конгресс, и хотя туркам было велено отсюда уйти, нас поставили под унизительный протекторат Австро-Венгрии. А сейчас разве не происходит что-то подобное? Разница лишь в том, что теперь это не называется протекторатом и речь идёт не о «покровителе» в облике бывшей Австро-Венгерской империи, но об усмиряющем подвластии всему Европейскому сообществу…

В беседу вступают  один за другим, по голосам различаю, мои спутники… Вот Леонид Бородин, вот Сергей Лыкошин, а это Эдуард Володин… Драгош Калаич, собравший нас в Белграде и привезший сюда, благородно молчит. Ему, сенатору в правительстве Сербской Боснии, больше хочется слышать сейчас своего Председника, внимать общему разговору. Он и своё скажет, но попозже, в том или другом журнале или с экрана телевизора. Лишь иногда, слышу, негромко подправляет неточное слово в быстром пересказе переводчика.

А гости? Все мы озадачены одним и тем же: хаотичной непоследовательностью политических реакций России на то, что уже более пяти лет творится в раздорном пространстве Югославии. Теперь уже бывшей, как и СССР. Так ли призвана вести себя держава, по нашему разумению, всё ещё великая? Нам ли, оказавшимся на неделю за её границей, впадать в диссидентский раж, плевать на материнский подол? Но чтобы защитить сегодня что-то своё, и храбриться совсем негоже.

–  Ведь в сущности, Берлинский конгресс не был следствием  военного поражения России, – вспоминает один из нас. – Предыдущую войну – с Турцией – она выиграла. Но на том конгрессе победила дипломатическая изворотливость Дизраели, а российская дипломатия проиграла. Как бы сейчас ни оказалась слаба Россия, но не представляется ли вам, что  действия  министра Козырева от имени нашего МИДа, которые так неприятно сказались на событиях в Сербии, были  по сути действиями антирусскими?

– Думаю,  дело не столько даже в правомочности или неправомочности действий конкретного лица, сколько в общем состоянии духа. Боюсь, что сегодня и у сербов, и у русских замечается  чувство самообесценивания. Или употреблю, из врачебной практики, такой термин как самопрезрение. Мне помнится, в романе Достоевского старец Зосима говорит Фёдору Карамазову: «Прошу вас, перестаньте презирать себя, потому что оттого всё худое и начинается». Думаю, то же самое нужно сказать теперь и о сербском и русском народе. Вы совершенно правы: в России не было тогда, нет и сейчас ничего, из-за чего она бы перестала быть великой державой. Ничего… кроме общего состояния духа. Россия теперь, а иногда и сербы, похожи на какого-то громадного парня, у которого чрезвычайная сила, но который о ней будто перестал  догадываться. И уличные мальчишки выскакивают, верещат, стукают ему по голове, потому что он… не осознаёт своей силы… Если бы однажды Россия ударила кулаком по столу, всё бы стало на Балканах совсем иначе. Но если бы даже и Сербия ударила кулаком по столу, стало бы тут иначе. Сербы и русские не смеют сами себя недооценивать, тем более презирать. Иначе мы, как Фёдор Павлович у Достоевского, сыграем клоуна, впадем в мазохизм, а то вдруг и окажемся на стороне наших противников… Россия не имеет права никогда забывать, что она – великая сила, что она и сейчас великая держава. И ей ни к чему вести себя, как молодой силач, почему-то забывший среди соседских мальчишек о своей  великой и доброй мощи… Это  так, к слову. Потому что вообще-то, дела вокруг нешуточные. Мы же не понаслышке знаем, что вы в своей державе пережили тоже, синхронно с нами, такие неблагоприятные, такие трудные времена. Но всё-таки оказывали и оказываете нам, благодаря своей энергии и храбрости, драгоценную поддержку…

А на нас теперь со всех сторон так кричат, так нас пытаются обличать, осудить, что иногда поневоле задумываемся: может, и вправду, мы в чем грешим? Но когда в самые критические минуты приходит к нам поддержка из России, из Греции или из сербского рассеяния, то это даёт нам уверенность: нет, не грешим! И придаёт дополнительные силы.

Прибывшая с нами женщина-журналист не удерживается, чтобы не озвучить «жалостливый» вопрос:

– Господин президент, но нет ли у вас ощущения оставленности, обречённости, когда весь мир или такие громадные его силы ополчились против маленькой беззащитной страны?

– Видите ли, – отвечает Караджич,– никакой личной властью, никакой диктатурой или магией я не мог бы удержать полтора миллиона боснийских сербов от  того, чтобы они однажды не поднялись так решительно и неколебимо на борьбу за свои права. Обратите внимание: за прошедшие четыре с половиной года мы тут у себя не имели ни одного политического заключённого и ни одного политического процесса. Разве не свидетельство удивительной духовной сплочённости? Да, с одной стороны «весь мир», а с другой – полтора миллиона сограждан, которые думают, как и я. Сам же  я размышляю, как они. И поэтому для меня тут не было и нет никакой дилеммы, никаких разночтений. Я видел и знал, кто прав. За этими людьми – половина тысячелетия  жестоких утеснений, необыкновенной христианской выдержки. И поскольку я сам – человек верующий, христианин, православец, я постарался сделать всё зависящее от меня для возвращения всех верных к достойному и веродостойному существованию… А каков будет исход? Не знаю. Цель нашу знаю, старался и стараюсь сделать всё возможное для её осуществления. И я бы солгал, если бы сказал, что заранее знал, что мы победим. Вот почему так всегда необходима вера. Ни о каком подвиге не могла бы идти речь, если бы мы заранее знали, что впереди – непременный, гарантированный успех. Ведь, напротив, все нас уверяли, – и приятели, и неприятели, – что мы пропадаем и пропадём… Иногда мне кажется, мы похожи на героя русской сказки «Каменный цветок», когда перед ним бросают огонь, ветер, и падает лес, и нападают на него со всех сторон, а он всё равно, не сворачивая, идёт прямо. И он не пропадает…

Да, мы видим, что наш собеседник, как искусный лекарь душ человеческих, может лечить и словом. И не только своё лечить, но и наше.

–  Верю,– говорит он, – не может такого случиться, чтобы Россия вновь не воспрянула. Хотя, как  вы сами знаете, не сняты тяжёлые проблемы для тех русских, которые теперь, после исчезновения СССР, остались вне пределов России. Их судьба так похожа на нашу судьбу… Но если это действительно так, что мы здесь и теперь – хранители того малого огня, который снова возгорится по всему славянскому миру, тогда мы должны быть благодарны Богу, что дал нам такую судьбу. Просто мы обязаны делать до конца то, что делаем. А Бог всегда поможет.

*   *   *

Но, право же, что с вами творится, господа всесветные юристы? Что там мутирует в ваших головках, туго набитых опилками лживых улик? Разве совсем разучились простейшим правилам арифметики, вычитанию и сложению? Ну, почему всего на 40 лет заточения замахнулись – для 70-летнего серба-узника? Да пригвоздили бы ко Христову кресту на все 400! Или уж до самого Страшного суда!

А  с вами-то что сталось, блестящие юридические умы российского образца, телевизионные говоруны? Неужели  выстроились в струнку перед натовской и вашингтонской фемидой?  Не стыдно ли за Хомейни, за Милошевича, за Каддафи? Хотите добавить в свой список робкого умолчания ещё одно имя? Но ведь уже сейчас очевидно, что он, Радован Караджич, навсегда переживёт всё вместе взятое нетопырье скопище юридических крючкотворов. И пребудет в своём народе светел, незапятнан, несломлен – рядом со святыми  Саввой Сербским, князем Лазарем Косовским. И рядом со своим соратником Ратко Младичем.

Новая книга России,  2016, № 5