Богат Дионисий Ареопагит.
В собраньи афинян не с краю сидит
и любит, как все, насладиться  беседой,
уйдя в эмпиреи изысканных мыслей.
Но нынче безмолвствует Дионисий.
Ведут иноземца.
– Чужак, проповедуй!
Не ты ли  с востока пожаловал к нам
урон  нанести Олимпийцам-богам?
– Какого-то чтишь неизвестного бога?
– … воскресшего якобы?..
– … басни и срам!..
– Что слушать смутьяна?
Гоните с порога!

Но вдруг
молодой Дионисий,
зевак
афинских оставив
и Ареопаг,
за Павлом
уходит в Божественный мрак.

В Афинах богинь и богов в преизбытке  –
на каждом дворе и у всякой калитки!
Но Павел узрел Неизвестного Бога.
За ним Дионисий
и правит свой шаг
в Божественный мрак.

Неведомый Бог разминулся с богами.
Невидимый. Неуловимый словами.
Не мраморный, не золотой истукан,
не камень, не воздух, не лёд и не пламень,
не дым, не мерцанье, не сон, не обман,
не звук, не мечта, не галактик туман,
не символ, не след, не подсказка, не знак,
не призрак, не знамение, не виденье, –
Он то, что уходит от уразуменья,
Он  – в славе имён, но при том безымян,
тверёз, но от преизобилия пьян.
Он – всё. Он – везде. Он – ничто и нигде.
Он в круге, в кресте – не в кругах на воде.
Как ни изостряй человеческий зрак,
Он сверхпостижим,
Он – Божественный мрак.

Витии земли, как тщеславьем ни дышат,
ни словом, ни кистью его не опишут.
Божественный мрак – сокровение света,
в котором и солнце всегдашнее это
мелькает, как тень, как времянка-комета,
как зеркальца дрожь среди чрева пещеры.
Зачем ты проник  в световечные сферы?
Измерить сиянья, что паче всей меры?
Но коль уж ты здесь, созерцанью учись
и сердце земное молчаньем очисть.

В Божественный мрак восхищён Дионисий,
где ум  у головокружительных высей
и далей томим в добровольном плену,
где Троицу хор херувимов прекрасных
поёт, приглашая на праздников праздник…
И ангелы к Божьему Хлебу-Вину
его, испытав, наконец, призывают…
Нет, оком не вызреть, душой не объять
разверзшуюся перед ним благодать.
От радости сердце, как воск, истекает.

… И он на века, на века умолкает.

 2010