Ах ты, маленький,
не молчи, щебечи!

Ночь сыра, холодна.
Прохудилась весна.
А с тобой – хоть куда!
А с тобой – не до сна.
Полощи свою речь
допоздна,
докрасна.

От тебя – колотун.
Кровь крепка – от тебя.
Снова бодр и юн,
кто остался без струн
горловых, –
от тебя.

Ну, невидимый,
сыпь, звучи!

Без тебя – ночь не в ночь.
Мир постыл без таких.
Что притих?
Не просрочь
литургий заревых.

Я к кусту подкрадусь.
Рот до ушей.
Ну,
расстреливай Русь
и меня не жалей.

Сосчитай мне –
сквозь тлен
сникших времён –
красоту, моготу
звуконосных племён –
в темноту
от меня уходящих колен.

Сколько вспомнил имён?
Сколько дров наколол?
Сколько дроби насёк?
А любвей?
А измен?
Не пойму, малышок,
как ты сам уцелел,
небо как не прожёг.
Пожалел тебя Бог,
круглый щёлк.

В этой узкой щели
горловой
и зерно
поперхнётся, боюсь.
Отчего ж тогда небо
по самое дно
знает тя наизусть?

Пересохнет овраг,
истончится туман,
отбормочут ключи,
затвердеет трава,
хрустнет слава твоя,
лопнет молва.
Но просыплешь семян
в звуковой океан.

А пока — не молчи.
Целься,
бей,
щекочи,
звоны в темень мечи,
как поленья в печи.

Не скупись, заготовь
в закрома перемен.
Пусть на каждый твой зов –
звёздный вспых.
Пусть зачнётся любовь
от твоих позывных.
Сколько в песне колен,
столько свежих племён.
Как туманов в лугах –
столько чистых пелён.

Зазывай, озоруй,
ночку в щечку целуй!

Слышишь пенье сосцов,
звон молочных желёз,
влажный шелест ложесн —
чадолюбия зов?
Это ты намолил
или зачаровал…
И затих,
и иссяк,
и умолк,
и пропал.

2001